Чёрное и белое

Возвращаюсь вчера домой в метро, читаю книгу, вдруг слышу – вопли, по произношению явно негритянские. Ну, думаю, какой-нибудь очередной поэт собирает деньги – подъезжаем к Гарлему. Прислушался. На поэта не похоже. Слишком агрессивно.
Оказалось, что здоровенный чёрный неопределённых занятий и неопрятного внешнего вида орёт на чёрного вида педерастического, аккуратного, можно даже сказать, интеллигентного. Последний с белым и азиатом садился в вагон вместе со мной. Не знаю причины скандала. Думаю, здоровяк заметил, что троица что-то, возможно, про него шепталась. А может и просто так – что-то почудилось в больном мозгу. Здоровяк орал вволю – использовал самые отборные ругательные слова, высказал всё, что думает про гомосексуалистов, помянул и маму, и папу атакуемого, спросил того, что делает конкретно он, когда чёрные братья и сестры голодают на улицах, заявил, что объект его ярости спелся с белыми и азиатами, указывая на его спутников, тем самым предав африканскую расу.
Признаться, я подумал, что сейчас вот-вот в ход пойдут руки и ноги. С досадой решил, что придётся мне оторваться от чтения – вагон был полон женщинами и тщедушными клерками с Уолл-Стрит, так что кроме меня хулигана в случае драки унять, пожалуй, было и некому. Пока я вспоминал приёмы морской пехоты Тихоокеанского флота, способных вырубить человека с одного удара, которым меня учил дядя, обратил внимание, что не всё так плохо.
Подозреваю, что здоровяк, демонстрируя юридическую грамотность, первый драки не начинал, стараясь своей руганью спровоцировать второго чернокожего. Тот же, удивительным образом, не терялся и тихим голосом, терявшимся в раскатах баса здоровяка, пытался что-то возражать и даже рассказывать о неправительственной, благотворительной организации, в которой работает.
Тут уже и случилась остановка в Гарлеме. Здоровяк вышел, продолжая вопить на платформе. Сидевшая рядом со мной молодая вполне смуглая женщина сказала другой, напротив, такой же очень небелой. «Чёрный, белый, если дурак, то без разницы. А ведь мы все так не думаем». И то верно – дурость человека от цвета кожи, пожалуй, не зависит.

С юга

Меня пыталась воспитывать советская пропаганда, поэтому мне казалось, что в Америке ксенофобия если и осталась, то появляется она из-за отношений белых и чёрных или, на худой конец, каких других «цветных».
Оказалось, что самые «цветные» здесь латиноамериканцы. (Чёрные очень часто поражают аккуратностью, трудолюбием и вежливостью). Назовём их так широко, чтобы не запутаться в различиях. Различия эти есть – мексиканцы, пуэрториканцы, колумбийцы, кубинцы и прочие латиноамериканцы опознают друг друга за версту. Различия эти приводят к конфликтам между этими диаспорами, но и всех других американцев сожительство с этой публикой напрягает очень часто.
Во-первых, язык. Есть полное ощущение, что английский латиноамериканцы не хотят учить из-за какого-то глубоко и прочно сидящего комплекса неполноценности. Что-то типа: «мы – первые жители этого континента, ацтеки, майя, инки, кто-то ещё (нужное подчеркнуть), в крайнем случае – вторые, потомки гордых конкистадоров, однако янки думают, что мы неудачники, что они нас опередили в развитии, так вот покажем, кто кого опередил – не будем учить их язык».
Рад бы ошибиться с этой версией. Но факт остаётся фактом – латиноамериканцы не хотят учить язык и говорить по-английски. Вряд ли у них на это не хватает ума: у всех других хватает и умственных способностей, и времени, и желания. Причём демонстрируют они это незнание с какой-то злобной презрительностью. Вероятно, от этой презрительности идёт и общая надменность: скажем, вежливость чёрной и латиноамериканской кассирши в магазине различается в разы. Последняя вполне может с успехом конкурировать с «лучшими» российскими образцами – из серии «Не хочешь не покупай! И вообще проваливай отсюда, придурок!».
Понятно, что знать им этот язык большой потребности нет. Дело даже не просто в районах их компактного расселения – такие здесь есть у всех. В какой-то момент американское правительство просто пошло им навстречу – в большинстве мест нужная информация дублируется на испанском. Один мой знакомый профессор, выходец из Союза, долгие годы живущий и преподающий здесь рассказал мне недавно историю. Заблудился он во Флориде, остановился спросить дорогу. Выяснилось, что район кубинский и по-английски говорить с ним здесь просто не желают. Профессор не растерялся: «Ах, Куба! Братская советская революционная республика? Тогда давайте же говорить по-русски!». Быстро собралась небольшая демонстрация людей, желающих вспомнить молодость и поговорить на языке Ленина. Мой знакомый нашёл дорогу и был спасён.
Сейчас идут большие дебаты, стоит ли продолжать практику двуязычия. Однако мне кажется, что они запоздали – если оставаться в рамках демократических правил игры, других вариантов просто нет. Любая попытка вынеси этот вопрос на референдум обречена на провал почти везде – либералы, объединившись с местной латиноамериканской диаспорой, сделают всё, чтобы предложение не прошло. Особенно тут важна демографическая динамика – латиноамериканцы размножаются рекордными темпами. Что же касается языка, то, по логике вещей возможны два варианта: либо, начиная с какого-то порога численности жителей, вывешивать таблички на всех языках, на которых эти жители говорят; либо остановится на одном доминирующем, который необходимо знать всем для межэтнической коммуникации. Если уж быть демократичным окончательно и следовать первому варианту, то где же таблички, скажем, на русском, китайском, польском, хинду, корейском?
А так стимулов учить английский, интегрироваться в общество у вновь прибывающих латиноамериканцев всё меньше. Они живут и работают в своих кварталах, всё меньше имеют необходимости взаимодействовать с внешним миром. Если забрести в такой квартал, то приятного мало – движение по тротуару хаотичное, люди толкаются, галдят, да и в конце концов просто грязно. Однако для победы Обамы голоса латиноамериканских избирателей по некоторым оценкам даже стали решающими. Значит, у нового президента вариантов немного – со своими избирателями ругаться как-то не принято.

Ещё картинки

Физические упражнения

Чуть ли не полгода пытался записаться в тренажёрный зал. У нас в доме, в подвале, как и во многих жилых зданиях, есть свой. Однако хозяйка моей квартиры, мягко говоря, не отличается повышенной организованностью, поэтому месяца три она только напоминала себе позвонить в управление зданием, когда позвонила, развели бюрократию – куда-то там она должна приезжать, что-то подписывать. Учитывая, что она в Калифорнии, вариант отпал.
Пришлось мне искать зал рядом с работой. Нашёл быстро, прямо в соседнем здании. Обыкновенная офисная двадцати – там с чем-то – этажка, в подвале зал. Здесь так принято. Несмотря на то, что самый центр, цены по московским меркам смешные – ниже где-то в два-три раза. Но и условия вполне пролетарские. Некоторое время пришлось даже привыкать. Во-первых, если в Москве мне давали два полотенца, одно из которых большое, то тут только одно весьма среднее. Во-вторых, нет отдельного гардероба, пальто вешают просто так, благо, что американцы привыкли друг другу доверять. Перечислять можно долго, но более всего меня поразило, что шкафчики не закрываются. То есть, конечно, закрываются, но каждому нужно иметь свой замок и носить его с собой каждый раз.
Тренажеры далеко не новые, некоторых, привычных мне по Москве, здесь не видали вовсе. (Однако хоть и старые, но некоторые есть, которых нет в Москве). Да и всё так – сделано просто, без мрамора и изысков. Особенно неприятным сюрпризом для меня стало, что в выходные зал работает по расписанию короткого дня! До шести, а то и до пяти. Не могу представить себе что-то подобное в Москве. В субботу меня буквально выгоняли, а переработавшие лишние десять минут из-за меня сотрудники зала, смотрели на меня как на врага профсоюзного движения и всех прав трудящихся.
Впрочем, ко всему можно привыкнуть. После трудового дня поработать в зале настоящее удовольствие. Тут это имеет действительно массовый характер – это в Москве многим важнее, насколько модно выглядишь в зале, здесь же каждый занят только собой, а серьёзного вида белые мужчины средних лет с нашей деловой 42-ой улицы, не спешно развязав галстуки, надевают недорогие кроссовки, купленные на распродаже, и вкалывают рядом с чернокожими здоровяками, меряющимися у кого бицепсы больше.

Картинки

Фотографирую я нечасто, но иногда с удовольствием. Специально для дорогих читателей, желающих больше картинок для разбавления обилия букв, публикую несколько моих фотографий. Через несколько дней вывешу ещё.

О шаурме

Когда меня спрашивают, нравится ли мне в Нью-Йорке и, если нравится, то почему, я, как большой любитель работать, отвечаю среди прочего чаще всего, что здесь жизнь удобна – например, можно трудиться, не отвлекаясь на бытовые вопросы.
Вот, скажем, вопрос питания в обеденный перерыв. Перебрав несколько вариантов, я остановился на шаурме. Читатели простят меня, если занимаю их драгоценное внимание столь незначительным предметом, однако нью-йоркская шаурма является полноправной частью мозаики, из которых складывается картина этого города.
Начнём с цены – 4 доллара. Даже при резко возросшем курсе доллара к рублю, пускай кто-нибудь из москвичей сообщит мне, чем в Москве можно так наестся, точнее говоря, объестся за такие деньги. Представляет она собой слегка обжаренную питу, баранину (или курицу), салат, кусок помидора, белый (гибрид сметаны и майонеза) и острый соусы. Желающим добавляют лук. Можно заказать это всё ещё и с каким-то другим соусом и рисом с овощами, за что возьмут лишний доллар. (Если съесть с рисом, то до следующего утра без пищи можно протянуть вполне).
Кладут всего много. Баранину жарят тут же. (Уверяя, что она особенно натуральная, приготовленная по исламским канонам). Курицу маринуют где-то дома, однако жарят тоже здесь. Никакого избытка прогорклого масла – жарка происходит на раскалённых листах железа, которые каждые десять минут очищают специальными ножами от гари. Всё чисто и аккуратно. Если кто-то из продавцов пробует разогрелся ли рис, то делает это одноразовой вилкой, которую тут же выкидывает. Каждая упавшая мимо капля подбирается бумажным полотенцем, деньги берёт один продавец, одной рукой, на которой надета перчатка, которая периодически меняется.
Я хожу к марокканцам. Работают ребята слаженно и быстро. Очередь не успевает образовываться. Шаурму тщательно упаковывают в фольгу, чтобы я успел дойти до офиса и съесть её горячей. Обед действительно вкусный. Так что вопрос обеда решён, можно сосредоточиться на работе. Даже самому интересно, когда мне надоест есть одно и тоже. Впрочем, если надоест, Нью-Йорк поставит передо мной новою проблему – выбрать что-то новое.

Человек против машины

Иногда спрашивают: «А как там…?». Вместо многоточия бывают разные вещи. Например, один мой давний московский партнёр по футболу, однажды уточнил, можно ли в Нью-Йорке купить творога. «Запросто!» - ответил я ему. Теперь сообщаю: двери в метро здесь открыть легче, чем в Париже, но сложнее, чем в Москве.
Случилась тут со мной история. Захожу в вагон, поезд собирается отправляться, вдруг вижу – бежит по платформе барышня. По московской привычке успел ухватить двери. Если бы что-то такое попытался сделать в Париже, по крайней мере, два с половиной года назад, когда я там был последний раз, руки пришлось бы лечить долго. Здесь же закрыться я им не дал. Держать было тяжело, но терпимо. Один из тёмнокожих пролетариев заметил напряжение моих сил, подошёл и с неторопливой рассудительностью, свойственной чернокожим пролетариям сообщил: «Я буду помогать!». Я было уже собирался его спросить, не учили ли доктор Мартин Лютер Кинг и президент Барак Хусейн Обама помогать нуждающимся быстро, как спустя всего несколько секунд он приступил к процессу осуществления помощи.
Нашими совместными усилиями машина была побеждена. Двери открыты, а несколько испуганная барышня начала лепетать слова благодарности. Поезд поехал и своим вниманием меня удостоила поездоводительница. (Не знаю, как сказать иначе: «машинистка» - другая профессия. Кстати, в Москве эксперимент по вождению женщинами поездов метро продлился, насколько я знаю, недолго – признали их к такой работе негодными. Здесь же справляются вполне). «Дорогие пассажиры! Всё-таки постарайтесь не держать двери и не мешать движению поезда! Поезда ходят часто!». Учитывая, что дверьми она управляет и мою борьбу с механизмом видела прекрасно, у меня появились мысли сказать по переговорному устройству что-нибудь невежливое ей в ответ. Однако на стене вагона, отгоняя негативные мысли, поблескивала табличка – «Оскорбление сотрудников нью-йоркского транспорта карается сроком до семи лет».

Как празднуют

Чуть ли не главная составная часть праздника здесь – магазины. Из источников подарков они превратились в центры празднования. Взять тот же «Мэйсис». Во-первых, в его витринах разыграно целое кукольное представление (фигурки движутся и даже, по-моему, что-то говорят) по какой-то рождественской сказке. Во-вторых, «Мэйсис» спонсирует и организует целый ряд праздничных мероприятий, включая сбор и отправку писем Санта-Клаусу.
Что же касается подарков, то Америка при всей своей демократичности, явной и мнимой, страна условностей. (На мой взгляд, самое яркое проявление этого – приветствие вопросом «Как дела?», хотя американцам давно уже не приходит в голову, что вопрос этот некогда имел смысл). Также и с подарками: хоть что-то нужно подарить каждому, а то «плохо подумают»…
Скидки при этом действительно хорошие. В магазинах давка и суета. Взятый для примера «Мэйсис» работает почти круглосуточно, а за пару дней до Рождества переходит на полностью круглосуточный режим работы. Особенно цены падают в последнюю неделю нового года, так что купить хорошую вещь в три раза дешевле реально. В эти дни магазины буквально громят, сметая с полок всё: заглянул в «Мэйсис» где-то тридцатого, больше всего запомнился обувной отдел – пустые обрушенные полки, перевёрнутые лавки для примерки, разрозненная куча ботинок, туфель и сапог в центре зала, испуганные, измученные продавцы по углам.
Официально таких затяжных новогодних праздников, как в России, нет. Выходные только 25-ое декабря и 1-ое января. Однако 24-го и 2-го не работают полуофициально. Плюс большинство людей берут какую-то часть отпуска, чтобы последний раз сходить на работу 23-го и вернуться где-нибудь 5-го.
Про празднование Рождества особенно распространяться не буду – написано и сказано много и без меня. Замечу только, что религиозный праздник задаёт общее праздничное настроение не только у христиан, празднующих его 25-го, а у всех жителей этой страны иммигрантов. Даже у меня это настроение появилось после того, как в сочельник заглянул в знаменитый, по случаю наряженный собор Троицы, где хор репетировал свой рождественский репертуар.
Отдельная история – празднование Нового года на Таймc-Сквер. Во-первых, в этом году было достаточно холодно, думаю, минус десять градусов было точно. Это не помешало собраться большой толпе в несколько сотен тысяч человек. Следует учесть, что это происходило в Америке эпохи борьбы с международным терроризмом. То есть: надо было прийти хотя бы в восемь вечера, быть тщательно обысканным, простоять пять часов на морозе, в давке, без еды и питья, и, самое главное, без возможности посетить туалет. Что и говорить – встреча нового года мечты.
Моего восприятия Нового года как праздника домашнего аборигены понимать просто не желают. Поэтому, чтобы успеть домой до боя курантов, то есть, нажатия на Таймс-Сквер (в этом году четой Клинтонов) специальной кнопки на Таймс-Сквер пришлось покататься по городу на такси. (Торопился с одной вечеринки, где меня упросили приготовить мой знаменитый глинтвейн. Оказалось, что для него здесь сложно купить один из самых главных ингредиентов – душистый перец, продающийся в Москве, по-моему, на каждом углу. Тут это пряность экзотическая. Правда, в этом «новом Вавилоне» купить можно всё – душистым перцем снабжают индийские продавцы пряностей в Бруклине).
Так вот…Про такси…Если после рабочего дня я тороплюсь на футбол, такси поймать бывает проблематично, в новогоднюю же ночь от жёлтых автомобилей возникают пробки. Где-то за полчаса до Нового года пакистанского вида таксист поведал, что эта ночь кормит год, особенно когда надо развести по вечеринкам тысяч триста человек с Таймс-Сквер. Однако, продолжил он свой рассказ, после нового года Нью-Йорк буквально вымирает. Я ему не очень поверил, но теперь признаю – сейчас народу заметно поубавилось, особенно это было заметно в первую неделю нового года. Скажем, на прошлой неделе зашёл я пообедать в будний день в один очень хороший ресторан, где во время ланча обычно не протолкнуться – было занято два стола. Даже туристов, похоже, поубавилось. Что к лучшему – мешающие движению по тротуару зеваки, признаться, очень раздражают.

2009

Может создаться впечатление, что вести этот дневник мне надоело. Ошибочное впечатление! То, что я не писал давно, плохо. Однако причины были: приезд гостей из Москвы, праздники и вредные соседи, научившиеся ставить пароль на свои беспроводные подключения к Интернет, добавились к обилию работы и лишили на некоторое время меня удовольствия ведения этого дневника. В настоящий момент, праздники завершились, гости уехали, хороший сосед обнаружен, правда, и техник для налаживания моего собственного доступа заказан, так что у желающих будет что почитать.
Вполне предсказуемо новый год начну с описания минувших праздников. Не знаю, проверяют ли здесь, как в Москве, городские власти, насколько магазины и общественные места украшены к торжествам, но наряжено всё было вполне дружно и оперативно, что обеспечило предновогоднее настроение уже за месяц. Говорят, из-за лютующего экономического кризиса украшения в этом году были более скромными, чем обычно. Сравнивать мне не с чем, но бедности не заметил. Точно также быстро было всё и снято – уже третьего числа украшения найти было трудно.
Совершенно возмутительным образом ёлки перестали продавать 23-го декабря. Мне привыкшему покупать и наряжать праздничное дерево в последний момент пришлось идти в ближайший латиноамериканский цветочный магазин и покупать небольшое деревце, которое потом можно где-нибудь посадить и вырастить в нормальную ель. Жаль только, что ёлкой пахнет оно весьма слабо, возможно, потому, что обработано некой химией, чтобы отпугивать многочисленных здесь оленей, любящих лакомиться иголками.
С украшениями вышло лучше: 26-го пошёл в крупнейший универмаг «Мэйсис», про который дальше будет отдельный разговор, и купил уже со скидкой. В том числе приобрёл Деда Мороза. Оказалось, что многие Санта-Клаусы делаются похожими на Дедов Морозов, в длинных, роскошных, не всегда красных шубах и с вполне русскими бородами. Снегурочки найти не удалось. Равенство полов не соблюдается.