Цвет

Конечно, Россия – страна многонациональная. Однако нужно приехать в Нью-Йорк, чтобы почувствовать всё многообразие рас и национальностей. Совершенно запросто в течение моего дня здесь я могу: утром из новостей узнать, что мэр Блумберг почтил память жертв очередного теракта в индуистском храме где-нибудь в Бруклине; на работе встретиться с зашедшими что-либо настраивать монтёрами, которые будут из Мексики и Пакистана с бригадиром-потомком переселенцев из Италии; пообедать шаурмой, которую делают марокканцы; предварительно проконсультировавшись с моей представительницей в банке родом из Сеула, пойти в ближайшее его отделение, где меня будет обслуживать полячка, а за соседними столами будут сидеть англичанин и азербайджанец; сесть в такси, за рулём которого будет египтянин, и поехать играть в футбол вместе с ямайцами, японцем, хорватом и ещё представителями десятка других национальностей.
Постепенно к этому привыкаешь. Как и к тому, что со своим цветом кожи можешь часто быть в меньшинстве. Я впервые ясно осознал это в Филадельфии. Там чернокожих столько же, сколько белых, к тому же нет разнообразия других оттенков кожи, как в Нью-Йорке. В принципе сложно быть ксенофобом, когда каждый день видишь, как много вокруг людей, отличных от тебя, как все они могу уживаться друг с другом, что в большинстве своём они, как минимум, не хуже других, что достоинство, достижения, привлекательность человека сложно связать с его национальностью и цветом кожи. Кстати говоря, удивительно, как мало здесь спустя всего менее чем полвека, после нескольких столетий рабства и вражды, в повседневных отношениях расизма. Конечно, может, это в Нью-Йорке, да и люди, вероятно, научились его скрывать.
Впрочем, Обама президентом всё-таки стал. Во время предвыборной кампании среди чернокожих правозащитников находились скептики, считавшие, что если он победит, это им только будет мешать – все сразу решат, что афроамериканцы добились полного равноправия, хотя на самом деле о равноправии говорить не приходится. Трудно сказать, правы ли они, хотя победа Обамы, конечно же, не решила всех проблем многочисленных обитателей многочисленных гетто, где полиция часто боится даже появляться.

Свои?

Вчера всё-таки добрался до Брайтона. Не мог я не посмотреть на место, которое в русскоязычной культуре, популярной, по крайней мере, уже приобрело значение, сравнимое, скажем, с Арбатом или Невским.
Главное впечатление от Брайтона – океан. Недаром район называется пляжным. Простор зимнего пляжа, слепящее заходящее солнце, корабли в дали – новые штрихи к портрету этого города, гигантские размеры которого стали ещё очевиднее во время долгого пути на Брайтон. Что касается «русскости», то столкновение с ней удовольствие сомнительное – уже при выходе с поезда замечаешь тётку, голосящую «Беляши!», уместную скорее на площади трёх вокзалов.
Русская речь слышна повсюду, хотя и в других районах Нью-Йорка она совсем не редкость. Разнообразные магазины зазывают вывесками на русском. Вывески эти отдельный образец местного языка: например, аптека «травяная» (а не гомеопатическая), причёски «вечерние» (видимо, в дополнение к вечерним платьям). Ассортимент магазинов тоже особенный: и икры можно купить, и дублёнки вполне черкизовского качества и фасона. Кто-то ведёт торговлю черкизовским форматом, кто-то и вовсе разложив свои пожитки прямо на земле.
Окружающие лица все знакомы. Особенно я приметил кавказского вида юношу в шапочке «Милана», спортивном костюме и с сумочкой с футбольными бутсами. Персонаж вполне отечественный. Видно, что местные власти место это за «русскими» давно закрепили – на столбах развешаны баннеры на английском. Что-то про русский район, уникальность и необходимость соблюдать чистоту.
Знакомые из иммигрантов возмущаются, что в это своё путешествие, знакомство с Брайтоном никого не позвал с собой. Говорят, что мне стоит там бывать чаще, навещать знакомых и вообще чувствовать себя как дома. Не знаю…В гости, конечно, ходить приятно, но сильно я сомневаюсь, что отечественная реальность, которую пытаются восстановить на Брайтоне, настолько приятна, чтобы за всю неё держаться. Уж лучше сразу возвращаться в Москву…

Провинция

На днях был по делам в Филадельфии. Город в истории США, конечно, по многим основаниям важнейший, но … кажется дремучей провинцией. Говорят, что единственный город в США, где не грозит сойти с ума от скуки, – Нью-Йорк. Я пока сохраняю оптимизм и в это верить не хочу. Всё-таки страна большая…
Из Филадельфии же буквально бежал – с нетерпением и не без некоторого нарушения правил сумел проникнуть на автобус, отправляющийся на час раньше моего. Больше вытерпеть не мог.
Во-первых, отчего-то была противная погода. В Филадельфии, впервые в Западном полушарии, я столкнулся со снегом. Правда, за полдня он растаял, но факт примечательный. Стоило уехать на юг, чтобы увидеть зиму. (В Нью-Йорке сейчас тоже не сладко – температура ниже ноля, пронзительный ветер, но при этом светит солнце, и снега пока не было).
Без особого успеха пытался найти достопримечательности. Обнаружил: рано закрывающиеся Музеи независимости и конституции, куда не попал; несколько улиц с домами выше пяти этажей; симпатичное здание старой ратуши и замечательнейший центральный рынок.
Про рынок не могу не сказать: тепло, чисто, уютно. Главное – вкусно. Разнообразие любой еды, которую можно съесть тут же или взять с собой. Отдельная достопримечательность – торгующие здесь амиши. Это представители протестантской секты. От преследований они бежали сюда из южной Германии и Швейцарии. Сейчас в Северной Америке их больше 200 тысяч. Сохраняют свои традиции, современной цивилизации опасаются. По-прежнему предпочитают передвигаться на запряжённых лошадями упряжках. (В местах их поселений есть даже специальные, предупреждающие автомобилистов знаки). Говорят на каком-то особенном, средневековом немецком. Думаю, что-то похожее на алеманский диалект, из которого происходит ужасно трудный для понимания современный разговорный немецкий Швейцарии. К сожалению, сам не слышал. Не заметить же амишей трудно: мужчины, включая мальчишек, ходят в плетенных широкополых шляпах, женщины всех возрастов в особых чепчиках. Что и говорить – самые подходящие жители для провинциальной Филадельфии, некоторое время бывшей даже столицей.

Деньги

До приезда в Америку я не мог себе представить, насколько здесь в реальности отсутствуют наличные деньги. Баскетболист Кириленко, рассказывая в интервью, чем отличается жизнь в Штатах и на Родине, где он периодически гостит, как-то первым делом назвал, что в России ему приходится привыкать носить с собой деньги. Тогда это казалось удивительным. Сейчас нет.
Последние дни отметил, что пять долларов это самая большая сумма денег, которая бывает в моём кошельке. Абсолютно везде можно расплачиваться карточкой. (Лишь в некоторых супермаркетах не берут карту за покупки меньше чем на 2-3 долларов, да в пиццерии рядом с моим домом меня просят платить наличными за один-два куска пиццы, когда я их там покупаю).
Буквально на каждом шагу, через 30-50 метров может быть отделение одного и того же банка с многочисленными банкоматами. Любопытно, что в моём банке все они выдают запрашиваемую сумму двадцатидолларовыми купюрами. Сто долларов считается большой купюрой, которая встречается редко. Мой коллега однажды решил расплатиться ей в кофейне, кассирша виновато улыбнулась и сообщила, что просто не сумеет дать сдачу, значит, по политике заведения, кофе будет для клиента бесплатно.
С банками дело обстоит сложнее. Конечно, с клиентами они обращаются вежливее российских, но разгильдяйства там оказалось куда больше, чем можно было ожидать. Между прочим, здесь очень низкие процентные ставки по депозитам – три с половиной процента в год считается прекрасным предложением. Распространено платить чеками из собственной чековой книжки, которые можно делать на заказ с нравящимся рисунком. Например, с Вини Пухом и Пятачком. Эти же чеки можно вставлять в банкомат, который зачисляет на твой счёт наличные. Понятно, что со всех сторон сыплются предложения завести кредитную карту в том или ином магазине, обещая зачастую действительно неплохие программы бонусов за покупки и скидки. Интересно меньше ли народу откликается на такие соблазнительные предложения после разразившегося сейчас кризиса? Говорят, даже ипотечных кредитов в последнее время опять стали просить и давать больше…

Записываю фольклор

«Леди и джентльмены!
Сегодня поезд идёт только до 168-ой улицы. Сейчас Вам предстоит подняться наверх, где Вас уже ждут бесплатные автобусы, заботливо подготовленные ЭмТиЭй (Транспортная администрация метрополии). Я же с Вам прощаюсь…
Хотя подождите…
Совсем забыл! У нас же в третьем вагоне едут наши хранители из ЭнУайПиДи (Полицейский департамент Нью-Йорка). Они самые бравые, самые бесстрашные, самые сильные в этом городе! (В этот момент три копа начинают улыбаться и кланяться пассажирам, улыбающимся им в ответ). Я мог бы сказать, что мы, машинисты и водители автобусов, правим этим городом. Но нет! Мы правим им, этим великим городом, вместе с этим храбрецами!
Но не забывайте! Следующая остановка последняя! Спокойной ночи! Сегодня только суббота – значит, от выходных ещё осталось много! Всего хорошего!
Последняя остановка! Последняя остановка! Последняя остановка!
Последняя! Последняя! Последняя!
Ос – та – нов – кА!»
Ещё машинисты умеют мелодичным речитативом, нараспев перечислить восемь-десять линий, на которые можно сделать пересадку на станции. Впрочем, водители автобусов не отстают. И те, и другие иногда поют и читают стихи. Собственного сочинения.
Это Нью-Йорк.

В такси

Вчера, торопясь на футбол (команда у нас такая, что приятно играть – четыре победы и одна ничья в пяти матчах, а я вчера и вовсе открыл свой счёт забитым мячам в Западном полушарии), поймал такси. Как водится с нью-йоркскими таксистами, разговорились. Мой водитель оказался из Мали (подлинный новый Вавилон). Хвалил Россию – в своё время десятки тысяч людей из Мали совершенно бесплатно учились в Советском Союзе ежегодно. Сам он был в Москве в 1982-ом, потом попытал счастья в Париже, затем перебрался в Нью-Йорк. Кто-то из его родственников, по-моему, по линии жены военный, сейчас опять собирается в Москву, повысить уровень своей квалификации. Приятно, в сердце Африки моей Родине так благодарны.
Мне нужно было в парк имени Сары Рузвельт, матери президента, победившего Великого депрессию и выигравшего вместе с союзниками Вторую мировую войну. Как настоящий нью-йоркский таксист, он понятия не имел, что парк её имени, хотя дорогу туда может найти с закрытыми глазами. С интересом об этом узнал, обозвал меня туристом, посмеялись. Рассказал мне несколько нью-йоркских баек. Например, выяснилось, что район, где я живу, Вашингтон Хайтс, лет десять-пятнадцать назад был одним из самых страшных мест в городе – столицей доминиканской наркомафии.
Периодически между разными её кланами вспыхивали настоящие бои, полиция сюда даже не совалась, сегодня же – тишина и покой. С всплеском преступности в девяностые годы вообще ситуация интересная и несколько таинственная. Первая половина последней декады прошлого века давала экспертам все основания предрекать апокалипсис. Но вдруг что-то случилось – уровень преступности снизился ещё более резко, чем рос до этого.
Специалисты до сих пор ломают голову, почему так произошло. Конечно, меры правительство предпринимало, в Нью-Йорке с его популярным и успешным мэром Джулиани особенно. Большую роль сыграла доктрина «разбитого окна»: под давлением общественности полиция пришла к выводу, что каждое, даже самое малейшее нарушение общественного порядка не должно оставаться без внимания – сегодня какой-нибудь доминиканец разобьёт окно, завтра расстреляет из «Узи» полицейскую машину. Но резкости спада всё это не объясняло. Мне, например, кажется убедительной версия, что просто выросло, точнее сказать, не выросло первое поколение после разрешения в США абортов. Нет нежеланных детей, нет новых преступников.

На границе

Не писал, так не был в Америке – навещал Родину. Опять несколько расстроен тем, что Москва после Нью-Йорка опять часто кажется грязной, неустроенной, с непомерно высокими ценами и дикими, злобными жителями. Но, несмотря на всё это, Москва родная. Просто приятно погулять по знакомым с детства улицам даже под низкими мрачными осенними небесами.
Вчера же, во время возвращения пришлось мне работать на американское государство. Пришёл час. Нет, Родины не продавал. Вызвался помочь соотечественникам и одной гражданке вроде бы союзной Белоруссии и поработать переводчиком в их общении с суровым, чернокожим пограничником.
Справился вполне – приходилось в жизни переводить более сложные вещи. Самой же продолжительной выдалась беседа представителя американского государства с, как говорят «на районах», «чотким» крепким господином в кожаной куртке, утверждавшим, что он, простой водитель «Газели», никаких нехороших намерений в адрес Соединённых Штатов не вынашивает. Немного напоминающий нового президента, седеющий вероятный потомок рабов похмурился и, обученный мной, сказал «Добро пожаловать».
Когда очередь закончилась, и остался я один, мы с ним немного побеседовали, он пожелал мне всяческого успеха, порадовался, что я такой молодой занят таким важным делом, как российско-американские отношения, что мозги у меня работают нормально, а не как у бюрократов в Вашингтоне, решивших сотрудничать с безумным грузинским президентом, из-за которого две великих державы так разругались. Мы пожали друг другу руки и расстались, он пошагал в сторону караульного помещения, я же забрал свой уже одинокий на ленте грузового транспортёра чемодан, сообщил мексиканскому таксисту адрес и отправился домой. Именно домой, так как этот огромный город постепенно становится действительно моим домом.